 "Далеко не все свое лучше чужого. Но Горный Алтай показался нашему автору самым притягательным местом в мире" - алтайские впечатления Виктора Ерофеева публикует журнал "Огонек".
- Все-таки мы любим Россию странной любовью. Это не значит, что мы похожи на Лермонтова. Лермонтов пронзительно ненавидел политический режим России, но мистическое чувство поэта связывало его с непостижимой красотой нашей страны. Мы же чаще всего равнодушны к тому, что вызывало у Лермонтова ненависть, а к непостижимой красоте мы относимся в основном с удивительным отстранением. У нас есть целые полчища людей, кричащих на каждом перекрестке о своем патриотизме, о славе России, готовых разоблачать врагов России и величающих себя ее верными сыновьями, но это либо казенный, либо бессмысленный патриотизм. Это патриотизм лукавых людей, которые хотят нам внушить, что любовь к стране равносильна любви к государству, и на этом основании заставить нас быть послушным стадом. Или же это патриотизм политически незрелых, но очень нервных людей, которые с первобытных времен считают, что все свое всегда лучше чужого. Складывается впечатление, что в военные времена у нас умели защищать страну лучше, чем мы это делаем в мирное время. Мы не бережем и не умножаем красоту России - мы даже не всегда ее замечаем.
Эти мысли меня настойчиво посещали на Алтае. Южная часть Алтайского края и Горный Алтай - фантастическая по красоте часть нашей планеты. На Алтае ты вспоминаешь лучшее, что тебе довелось видеть на Земле, и Алтай нередко выходит победителем в этих сравнениях. Обычно приходит в голову сравнение со Швейцарией - и это неспроста. Швейцария научила мир тому, что она - эталон красоты. C этим глупо спорить. Швейцария действительно прекрасна. Но в сравнении с Алтаем она несколько легковесна - в ней нет такого могучего магнетизма. Можно вспомнить и удивительный березовый воздух Южной Аляски, долины Шотландии, пейзажи Норвегии - красот на Земле хватает, но алтайская красота до сих пор закупоренная, несмотря на массовый туризм (в основном из Сибири), все еще мало прославленная, всему миру неведомая знаменитость местного масштаба. Если выбирать, куда ехать отдыхать, в Швейцарию или на Алтай (при равных затратах), наш человек рванет в Швейцарию - при всем своем патриотизме.
И, может быть, правильно сделает. Алтай только-только начинает превращаться в край комфортного отдыха, он еще пребывает в будущем времени как туристический рай. Сюда долететь из Москвы дорого (патриотизм на цены не влияет), здесь комфортные номера гостиниц и рестораны дороже, чем в Европе. А сервис в общем так себе, с приветом из совка! Есть, правда, исключения. Курорт Белокуриха работает четко, с умом и на взрослое лечение, и на детские удовольствия. Тут тебе и крытый бассейн с прибамбасами мирового уровня, и прогулочная тропа Ши-ши с пьянящим воздухом и ручными бурундучками.
Впрочем, на Алтай ездят, как правило, не за комфортом, а за более или менее приличным семейным отдыхом на турбазах. Теперь уже перестали строить курятники; их вытесняют на Бирюзовой Катуни добротные дома из кедрового сруба, но и это только начало. Район Бирюзовой Катуни должен превратиться в оглушительную победу над всероссийскими Васюками - там все будет по-настоящему: от горнолыжного курорта до игорных домов не хуже Лас-Вегаса. Уже через леса рвутся бульдозеры, и выстроены впечатляющие макеты грядущей застройки.
Но пока что самым забавным и весьма экстремальным в этом районе является сплав по реке. Катунь - как написали бы в путеводителе - своенравная река. В ее верховьях, неподалеку от священной для алтайцев горы Белухи, сплав - дело храбрых, а здесь, на Бирюзовой Катуни,- вроде как развлечение. "Сплавился - получи фотографии!" - беззаботный лозунг рыночной экономики, который висит на месте сплава, подбадривает малодушных. Вот мы и собрались сплавиться всей семьей, включая 7-летнюю Майю, но тут Вячеслав Киричук встал стеной: вы с ума сошли!
Вячеслав сопровождал нас в путешествии по краю и ненавязчиво заражал любовью к Алтаю, рассказывая о своем дедушке-охотнике, грибах, пчелах, окуная нас в пантовые ванны в заповедном месте Белый Марал и устраивая прогулки на лошадях. Здоровый, крепкий сибиряк, Вячеслав стал для нас находкой. Собственно говоря, глядя на Вячеслава, я и задумался о русском патриотизме. В его случае он был достаточно убедительным. Вячеслав любил Алтай с суровой нежностью трезвого человека, который видит успехи и неудачи.
Его противоположностью оказался Николай: он руководил нашим сплавом. Вам наверняка известен такой тип мужчин: они самоуверенны, но в них нет внутренней силы, они грубы, отдавая свои приказы; их команды не хочется выполнять. Похвала грубости! Мы заражены грубостью как какой-то общероссийской проказой. Она прет отовсюду. Молодые девчонки - операторы банка хамят вам. Хамят вам на турбазах молодые администраторши. Хамят в мини-маркетах юные продавщицы. И это не старый совок - а совок будущего. Но если их припугнуть начальством, они тут же скукоживаются:
- Я же подневольная!
То есть играют в рабынь. Или на самом деле рабыни. Скорее всего, и то, и другое.
- Гребсти надо дружно! - заявил Николай, подкачав наш серый рафт. У него было вертлявое лицо, которое особенно выделялось на фоне невозмутимых алтайцев.
Нас было 12 гребцов. Нам выдали весла, спасательные жилеты и разнородные шлемы. В этих разнородных шлемах мы уже выглядели как разбитая армия, как лузеры, которые, впрочем, были уверены, что с ними ничего не может случиться в этом отлаженном туристическом месте. Мы отплыли в сторону порогов. Наш рафт подошел к первым водопадам, которые назывались Крещение.
- Быстрее гребсти! - командовал Николай.
Мы пронеслись сквозь пороги, щедро облившись водой. Николай зубоскалил. Он указал на церковку:
- Здесь мы ставим свечки. 10-15 процентов утонувших - допустимая цифра,- ерничал он.
Дальше прошли Логово мертвецов - сюда на берег залива, сказал Николай, Катунь выбрасывает трупы людей, лошадей и коров. Наша команда, орудуя веслами, несмело захихикала. Было видно, что Николай стращает нас, выстраивая дурные отношения с водной стихией. С Алтаем лучше не шутить. Здесь, в языческой стихии, где все переплетено, лучше не нарываться. Дальше на тихом месте он закурил и стал острить: это прекрасное место для секса. Команда тихо гребла. Это были молодые парни и девушки, неопытные, азартные, не знающие меняющихся каждый момент обстоятельств.
- Камни появляются в неожиданных местах,- распространялся Николай.
Мы молчали. Мы проскочили еще одни бурливые пороги и мчались, крутясь, дальше и дальше.
- А вы сами сплавлялись в верховьях Катуни? - поинтересовался я у Николая. Он снисходительно ответил "нет".
- Правые! Гребсти! - заорал он.- Быстрее! Быстрее!
Мы неслись на пороги под названием Доллар. Они в самом деле напоминали значок доллара. Неопытные гребцы бились веслами друг о друга. Волны ударили нам в левый борт. Ударили еще раз. Рафт на острых камнях перевернулся, вместе с нами. Меня накрыло рафтом, и я трижды повторял попытку выбраться из-под него, пока, наконец, не вылез и не уцепился за бортовую веревку. Б-р-р-р! В 13-градусной воде было холодно, но страх отключился: было не до страха! Я поймал весло и огляделся. Девчонки висли на веревке, одна громко плакала, другая дико хохотала. Через минуту вынырнул Вячеслав.
- Где Катя? - спросил я, не видя жены.
- Ее унесло!
Я увидел, как она барахтается на порогах, держась за острый камень. Нас несло по течению. Николай не отзывался. Вячеслав перевернул рафт с помощью мужчин и первый залез в него. Втащили девушек. Втащили парней. Втащили примолкнувшего Николая и меня. Потеряли одно весло и... Катю. Но Катю в конце концов подобрал следующий за нами плот. Девчонки от холода тряслись и звучно стучали зубами. Парни гребли к берегу. На берегу Николай растворился.
Чем не история нашей страны?
Вячеслав повредил ногу. У меня болит шея. Пишу - чувствую, как болит. В Штатах, наверное, это был бы целый скандал, вплоть до суда и многотысячных компенсаций. Мы же закутались на берегу в сухие полотенца, выпили водки и поехали в баню. Обошлось!
Мы живем в стране Николаев и Вячеславов. Каждый решит, кого больше и кто рулит нашим рафтом.
На следующий день, перебинтовав ногу, Вячеслав отправился с нами и гидом Людмилой по Чуйскому тракту вглубь Горного Алтая в сторону монгольской границы. Нашей целью были снежные горы, наскальные доисторические рисунки, Красные ворота и высокогорное Мертвое озеро. Но это все известные места. Известно и то, что ночлеги в тех краях - это до сих пор испытание на прочность, несмотря на гостеприимство хозяев, угощающих тебя деликатесами: бараньими внутренностями и кровавой конской колбасой, которые могут стать еще одним испытанием - для твоих собственных внутренностей. Но я о другом. Николай Рерих, несмотря на свою цветастую пафосность, прав: это мистический край силы. Я почувствовал это неожиданным образом там, где в стремительную Катунь впадает не менее стремительная река Большой Ильгумень. Мы сидели на валунах. Вдруг я увидел, как с неба на землю спускаются, как дождь, золотые струйки непонятного свойства. Между ними пролетают также золотистые хлопья, похожие на снежинки. Я протянул руку, думая, что это и есть дождь или, может быть, брызги разыгравшихся рек, и Вячеслав мне сказал:
- Вы что вытянули руку, как Ленин?
- А вы ничего не видите?
Он присмотрелся и тоже увидел. И наш гид Людмила увидела. Золотистые струйки, как будто поток небесной энергии, проливались на землю. Людмила вспомнила, что местные мальчишки ей об этом как-то рассказывали. Катя поспешила назвать это явление "эффектом Ерофеева", но наша московская ирония с этим явлением не могла справиться. Мне было не по себе. Мне казалось, что теперь я всюду буду видеть эти золотистые струйки с хлопьями, я подумал, что народ, который ходит под этими струями всю свою историю, это особый тип человека, к его верованиям и предчувствиям нужно прислушиваться, и понятно, что они в Горном Алтае как-то настороженно относятся к туристической глобальной цивилизации, им есть что терять. На обратном пути, опять же на закате, мы снова заехали в это заповедное место слияния рек. Сели на камни. И сначала ничего не было видно, потому что мы очень хотели увидеть. Но потом опять появились струйки. И Катя, которая в первый раз их не увидела, закричала:
- Вижу! Вижу!
И все остальные увидели. Только наш водитель, немного похожий на Гагарина в профиль, не вышел из мини-автобуса ни в первый и ни во второй раз. Он просто хотел курить и курил, пока мы сидели на камнях. И чем бы это явление ни было, миражом, оптическим обманом, игрой природы или мистическим видением, оно заставило нас говорить о нем в течение всего нашего обратного пути. И я хочу их снова увидеть - эти золотые алтайские струйки неведомой силы. Все остальные алтайские впечатления не померкли, но скромно расположились вокруг.
|
