| Big | Дата: Пятница, 08.02.2013, 18:40 | Сообщение # 1 |
 Путешественник
Группа: Проверенные
Сообщений: 20
Авто: TLC-BJ70
Награды:
0
Репутация: 0
Замечания: 0% ± Статус: Вне сайта (А разве вне сайта есть жизнь?) | I
На зообазе у Юры птичек было как у старика Ноя на ковчеге. Каждой твари по паре! Кроме уларов, гуси серые и гуси белые, утки пекинские и куры лямбургские! Мне особенно понравились красивые петушки размером с крупного скворца. Я не орнитолог и не смогу перечислить всего этого галдящего и крякающего бедлама, где Юра был царь и бог. А на задах, в большом вольере почти парил в прыжке козлик с рожками. Так я впервые увидел и познакомился с живой косулей сибирской.
Юра к этому времени возмужал и чуть округлился, за этим терпеливо следила маленькая Оля с еще меньшим Никитой. Шикарный, по чергинским меркам, трехкомнатный коттедж, гостеприимно распахивал нам свои двери. И не только нам. Летом одни друзья уезжали, успевая поздороваться и расспросить про дорогу тех, кто прибывал на их неостывшее место. Пока Юра утром и днем приоткрывал мне многочисленные тайны алтайской охоты и рыбалки, девушки Оли находили общий язык, и это не мешало Юриной Оле готовить, готовить и готовить. Готовить нам, собакам, курям. И не просто готовить, а готовить вкусно. В огороде, под окном, всё пёрло как на опаре. Я не знаю, что такое эта опара, но овощи были как в моей любимой книге о вкусной и здоровой пище. Дети – Никита и Полина им не мешали, они крутили куцый хвост терьерше Чиките и теребили млеющего от внимания Аската, здоровенного кобеля лайки, сподвижника Юры в охотничьих делах. Аскат был добрейшим псом. С детьми. А так, по жизни, рвал всю чергинскую псарню оптом и в розницу, за что сильно страдал, морально и физически. Морально – т.к. незаконнорожденное потомство его – столбового пёсьего дворянина, постоянно и неуклонно множилось. Юра пытался привить ему хорошие манеры, но Аскат грамотно подставлял для прививки бока, пряча морду, устало вздыхая и ожидая пока у хозяина кончится воспитательный запал. А физически – шрамы на его хитрой морде и исхудавших за период удачного полового рейда боках множились и гноились. Первое время. Пока Оля с Юрой заботливо не обрабатывали их и Аската. Да порванное в бою ухо, позволяло конкурентам загодя и издалека опознать нашего корсара и вовремя ретироваться. А иначе…
Местная собачья публика быстро поняла почем фунт лиха и предпочитала опускать перед Аскатом глаза и поджимать хвост. А просто вламывать почем зря мохнатой братве Аскат считал ниже своего достоинства. Вот здесь ему и помогала Чикита. Она, с присущей терьерам энергией, подначивала ничего не подозревающих неслабых кобелей, и со свойственным дамам коварством выводила их на Аската. Они работали в паре. И как работали! Теперь двортерьеры получали по второму кругу уже за оскорбленную дамскую честь. А особо настырным и непонятливым, как офицерам и прапорщикам, Аскат пояснял эту науку постоянно. За что был судим скорым судом и сажен на цепь во дворе. Где отъедался и приводил себя в порядок для новых турниров.
Когда мы с Юрой начинали грузить оружие и снаряжение в багажник «Нивы», Аскат сходил с ума от одного только предположения, что его могут не взять с собой на потеху. Поэтому, получив пару пинков, чтоб не путался под ногами, он заскакивал сам в багажник, затихал, притворялся веточкой, поворачивался ко всем спиной и задумчиво так смотрел в окно, как пенсионер, ждущий отправления поезда. И сердце обливалось кровью, если Юра просил его вежливо выйти на улицу. Но уж если его брали с собой, он сидел очень степенно, застегнутый на верхнюю пуговичку и с трепетом ждал новых встреч со свежими друзьями.
Одна из таких встреч особо запомнилась в хозяйстве у мараловода Бархатова, сразу за Семинским перевалом, где мы переобували «Ниву» в жуткие тракторные колеса и она карабкалась барсом в гору. Подъехав к складу, мы расположились на дощатом крылечке живописной группой, греясь на солнышке, и ожидая, когда принесут ключи от кандейки с колесами. Аскат сидел подле нас в позе Акеллы, предупрежденный Юрой, что не гоже воспитанному псу обращать внимание на злобные выкрики из толпы местных плебеев-кобелей, устроивших Аскату демонстрацию протеста. Поистине с английским джентльменским терпением наш воспитанный спутник демонстративно изображал гордое безразличие к беснующимся сородичам. Пока Шура, допив пиво, не швырнул пустую банку в самого оголтелого и приблизившегося на наглую дистанцию. Аскат тут же воспринял это как руководство к действию. А как же! Наших бьют!
В реальном времени этот эпизод происходил, наверное, минуты полторы, а может и того меньше. Аскат пулей влетел в самую середину, и в толчее к нему смогли подступиться только штук 5-6 других собак. Рычание, визг и стоны из кучи вертящихся тел, сбитый на землю местный вожак, лежащий под ногами ощерившегося Аската с дымящейся дыбом шерстью и разбегающиеся в стороны шавки с поджатыми хвостами. Это финал картины и практические занятия для местной молодежи на тему «Кто в доме хозяин». Но это не финал истории.
Через 4-5 дней мы вернулись с горы обратно к Бархатову переобуться. К той же кандейке. Действующие лица и исполнители те же. Только пафосу что-то мало. Гавканья не слышно. Те же кобелёчки что совсем недавно до хрипоты матерились и брызгали слюной, уважительно махают кончиками поджатых хвостов, а дамы строят Аскату глазки, игриво повиливая тощими бедрами. И дистанция в два аскатовых прыжка уже никем не нарушается. Местный бугор перебирает от веселого ожидания передними лапками, приглашая Аската порезвиться. Но Аскат выше всей этой суеты и равнодушно смотрит в другую сторону, зарабатывая баллы у Юры.
За эти благословенные дни Аскат наносился по горам за козлами и белками, отъел немало сладких козлячьих ребрышек и еще больше закопал поблизости из врожденного чувства скромности и запасливости. Надо было видеть с какой степенностью, вежливо и без фамильярности, он подходил на зов, аккуратно брал нежными, натруженными в боях, зубками протянутые заслуженные трудом косточки и задумчиво их хрупал как семечки. Позже стал зарывать подальше от костра и нас. Это человек может обожраться немерянно, а собака, тем более ТАКАЯ собака…
Ей бы людей воспитывать! Хотя впрочем, что Аскат и делал.
II
Я спрашиваю Юру не «за что?», а «зачем?», зачем он лупит Аската именно ремнем и именно по его лобастой башке? Аскат, как белорусские партизаны исчез ночью из нашего окружения (то бишь – из дома, сорвался с привязи) и вернулся через три дня с выпирающими ребрами, покусанной хитрой мордой и виноватыми глазами. Он проиграл и постоянно проигрывал битву единственному противнику – инстинкту продолжения рода. И через то страдал, получая от хозяина вот такие награды.
Юра пояснил мне, несостоявшемуся собаководу, что бить собаку по другим частям тела, да, действительно больно, но по голове еще и обидно. И наиболее эффективно. Как показывает Юрина многолетняя практика, после таких экзекуций Аскат убегает реже. Но потом возвращается с виноватым видом (сказать про Аската – приползает на брюхе, это опорочить его светлую память), зная что, получит всё с полна, то, что заслужил. Он опускает голову к земле, пряча инстинктивно самое больное место – нос, поджимает хвост, пытаясь им виновато вилять, и кладет свои остренькие порванные в боях уши на спину. Он знает, что виноват и что получит.
Но, он возвращается к Хозяину, жизнь без которого для него не мыслима! Он приходит не за миской супа и не за объедками – Аскат может прокормить не одного себя. Он идет, как Джордано Бруно, к тому, кто его вырастил и вынянчил, воспитал настоящей Собакой, а не бздливым псом. Он возвращается к Богу. Без которого его жизнь – пустое место. Самое страшное для него – не побои. Не первые и не последние, в конце концов!
Самое страшное – равнодушие! Забвение!!!
III
Он глубоко вздохнул. Выдыхать было легче, чем вдыхать. Вдох – это труд, усилие. А выдох – расслабление и покой. Мудрость предков подсказывала, что скоро он уйдет к ним. Его встретят добытые им козлы и косули, поднятые из нор барсуки, роскошные тетерева с антрацитовыми лирами хвостов и серые копылухи, взлетавшие бомбовозами из-под самого носа.
Его сильная личность не могла допустить, чтобы кто-то видел страдания и смерть. Он встретит ее достойно. Так же как прожил свою бурную жизнь. И не выставки с побрякиванием медалей, ахами судей и собачатников, и завистливыми взглядами других лаек, не пахучий сыр и нежнейшая колбаса многочисленных друзей и гостей встанут перед его последним взглядом и вздохом. Нет.
Рука Хозяина. Ласковая и нежная в молодости и тяжелеющая с годами. Суровая за провинности, но справедливая. Заботливо вытаскивающая очередного клеща и лечащая бесконечные шрамы. А как же!?
Он всю свою жизнь доказывал остальным псам, что его место под солнцем самое главное и никому не позволял занять его. И доказал. Доказал своей молодой порослью и не только в Черге, но и во многих других деревнях. А из каких только городов не привозили к нему невест… Их хозяева, да и они сами за счастье почитали его, Аскатово внимание.
Шея устала держать голову, шум в ушах не проходил. Еда.… Ну, еда. И что? Он сыт воспоминаниями. А усталость не только в шее. Усталость в душе накопилась и легла неподъемным бременем. Пора. Пора, пока есть силы переставлять ноги. И по деревне надо пройти, нет, не пройти, а пробежать рысью вожака, хотя бы до края леса. А там уже как бог даст, хоть ползком, на зубах, но уйти. Навсегда. Забиться в непролазную согру, припасть к холодной влажной земле и выдыхать, выдыхать.
Пора возвращать долги. Муравьи, мыши, коршуны, лисы – все успеют отщипнуть его немощного тела. Но, это будет после. Последний вздох под утро, в холодный туман. И он уйдет в страну вечной охоты, полную дичи и сладких сук. Душа его порхнет косачем из холодного тела, распрямит опять могучую грудь и гордо выгнет шею. Не будет усталости в ногах и пустоты в животе. Пропадет надоевший шум водопада в ушах и перестанет кружиться голова. И встречным кобелям будет достаточно вида его широко расставленных ног, чуть опущенной головы с нежной улыбкой на четыре передних клыка, от которых визжало и задыхалось столько героев.
Шуршание мышей в корнях деревьев не отвлекало его. Запах недавних следов козла не сбивал. Он брёл и оседал на влажный мох. Отдыхал немного, приказывал уже не телу, только мозгу – чудом вставал и, шатаясь, валился вперед. В темноте ночи, вдали, забрезжил неяркий свет костра. Он дойдёт. Он знал, что дойдёт. Надо дойти, оглядеться и ждать Хозяина. Он придёт, не бросит. И тогда можно будет положить ему голову на колени, заглянуть в глаза и понять. Понять всё.
Вот его место у костра. Только пламя совсем не греет. Лишь слепит усталые глаза. Надо их плотно закрыть и глубоко выдохнуть. Как хорошо и приятно опускаются тяжелые, словно каменные веки! Всё.
Пора.
Ад переполнен.
Я вернулся.
|
| |
| |
